Город брошенных пианино
Когда дует ветер, по городу разносится жуткий стон. Это плачут брошенные пианино. Их много. Почти в каждой квартире. Припять была богатым городом, а пианино в 80-х годах прошлого столетия считалось признаком достатка. Как и модные, дефицитные стенки. Крупные деревянные предметы и выжили в Зоне отчуждения Чернобыльской АЭС.
Таким увидел и услышал мертвый город фотограф Андрей Бурчик. Андрея хорошо знают в Крымске. Он учился здесь в школе, работал оператором на телевидении. Сейчас живет и работает в Краснодаре. В Припяти оказался не случайно. Андрей принимает участие в проекте журнала «National Geographic», посвященном заброшенным городам. О том, что сегодня происходит в зоне крупнейшей экологической катастрофы, он и рассказал нашему корреспонденту.
Радиоактивный бизнес
Корр: -Музыкальные инструменты, похоже, произвели на тебя самое большое впечатление?
Андрей: -Не столько сами пианино, сколько звук, который они издают. Есть места, где этих инструментов много. Видимо, мародеры поначалу собирали их, чтобы продать, но не нашли рынков сбыта. Так и бросили. От времени, а может и оттого, что не особенно с ними церемонились, они разрушены. Струны наружу. Стекла везде выбиты. Нет, не взрывом, а все теми же мародерами. Когда по обнаженным струнам гуляет ветер – полное ощущение что ты внутри самого страшного триллера.
Корр: - Вот ты говоришь, что кроме громоздкой деревянной мебели ничего в городе не осталось. Но ведь людей вывезли из Припяти в считанные часы после взрыва. Показывали, что они садились в автобусы, практически ничего не имея с собой из вещей. Куда же все подевалось?
Андрей: - Все забрали мародеры, ведь официально ничего из тридцатикилометровой зоны вывозить нельзя. Но все, что имело ценность, все-таки вывезли. Какие-то вещи, имеющие товарный вид, видимо, продали остальное порезали на металл. Да что там вещи! Пропала даже техника, с помощью которой ликвидировали последствия взрыва на реакторе. В Интернете еще можно увидеть фото с полигона-могильника под открытым небом. Там огромные ряды вертолетов, пожарных машин, КАМАЗов, военной техники. Ее свозили в одно место. Наверное, рассчитывали, что природа как-нибудь сама очистит дорогие машины и на них потом можно будет работать. Предприимчивые ребята не стали ждать. Сначала продавали по запчастям, потом порезали и продали как металл. Говорят, еще несколько лет назад в этих местах можно было купить двигатель от вертолета. В общем, тот полигон-могильник остался только на фото. В реальности никаких машин там уже нет.
Не знаю, почему уцелело «Чертово колесо». Этот аттракцион до сих пор возвышается над мертвой Припятью. Тоже жуткое зрелище! Раньше там еще были еще машинки. Это было самое грязное место в парке. Уровень радиации там превышал допустимый в пять тысяч раз. А у того же колеса – примерно в пятьсот. Дело в том, что под машинками находится ливневый коллектор. Когда город мыли, вся зараженная вода стекала туда. Так вот эти машинки в виде металла уже разъехались по миру.
Царство теней
Корр: Андрей, а что это за человечки на стенах домов, которые ты фотографировал? Нарисовано достаточно профессионально и вместе с тем очень жуткое производят впечатление.
Андрей: Я не знаю, кто их рисовал, но это точно не баловство. Это осмысленные рисунки в очень правильных местах. Наверное, человек так выражал свое сочувствие что ли, свое понимание трагедии. Это же город без людей, Да что там, это город без всего. Эти тени – единственный кто живет в Припяти. Хотя нет, там еще живут Ленин, комсомолки и жизнерадостные энергетики. Плакаты и баннеры (хотя в 1986-м еще не знали такого слова) так и оставили город в советской эпохе.
А тени… Они и правда жутковатые, но в Припяти ничего жизнеутверждающего и нет. Особенно затронула девочка, тянущаяся к кнопке лифта в подъезде шестнадцатиэтажного дома. И еще женщина, кричащая от ужаса. Она была изображена на одном углу здания. А на другом углу – сам реактор. К сожалению, я не сделал этого снимка. А он, похоже. Был бы самым ужасным в этом фоторепортаже.
Чернобыльские яблочки
Корр: А чернобыльские яблоки ты видел?
Андрей: Видел. Яблоки, как яблоки. Их даже можно есть. Только огрызки надо закапывать в землю, чтобы не светились. А если серьезно… Ничего гигантского там нет. Обычные яблоки, обычная ягода. И двухголовых зверей-мутантов тоже нет. По городу табунами скачут лошади Пржевальского, кабанов – как у нас бездомных собак. Внутри домов растут березы. Кстати, основная идея проекта журнала «National Geographic» - показать, что природа берет свое и прекрасно существует, когда уходит человек. Да, водоем кишит рыбой. И довольно большой. Но это не от радиации, а оттого, что ее никто не ловит. Вот она и растет себе, сколько может.
Сумасшедшие приборы
Корр: Уровень радиации часто мерили?
Андрей: Мы брали с собой несколько приборов. Некоторые там просто не работают. Наверное, в обычном городе они бы и давали нормальные показания, но там, где радиация везде и это Радиация с большой буквы, они просто сходили с ума: начинали показывать что попало и писать, что третьего числа у них день рождения.
Вообще уровень радиоактивности в Припяти неоднородный. Одно из самых «грязных» мест – подвал больницы. Если на первом этаже радиация выше нормы в тысячу раз, то в подвале – в миллион. Один рентген в час – это колоссальная цифра. Дело в том, что там была прачечная и именно туда относили одежду пожарных и военных, которых привозили в первый час после взрыва. Люди еще не понимали, что произошло. Не думали, что им срочно придется покинуть этот город навсегда. Вероятно, рассчитывали одежду постирать. Это вещи людей, которые приняли на себя первый удар и получили самую страшную дозу. Одежда эта до сих пор фонит…Хотя опасности вообще не ощущаешь.
Корр: Ну да, радиации же не видно. К сожалению. А то ты хоте бы респиратор надел, как твой проводник.
Андрей: Вся вот эта униформа, что на моем сопровождающем никак не защитит его от радиации. Респиратор – это для самоуспокоения. Хотя, конечно, он защищает от пыли, которая там везде и которая, конечно, радиоактивная. В Припяти, кстати, категорически запрещается курить и есть. Пить и то по определенной схеме: только в закрытом помещении и рот сначала надо прополоскать водой.
Я свою одежду после выхода из зоны сразу утилизировал. Ну, выпили красного вина в целях профилактики. Хотя, по-моему, это тоже больше для самоуспокоения.
Экстремальный туризм
Корр: Я так понимаю, попасть в зону непосредственной близости от реактора не так то и сложно.
Андрей: Ну, там есть охрана. Тридцатикилометровая зона обнесена колючей проволокой. Правда, ее устанавливали еще в 86-м, поэтому во многих местах есть бреши: где от времени развалилась, где дерево упало, где кабаны снесли. К реактору, конечно, никто не пропустит, а вот побродить по той же Припяти появилось много желающих. Отчасти виноваты в этом журналисты. Например, журнал «Форбс» назвал Чернобыль самым экзотическим местом для туризма (раньше, кстати, таким местом считали Антарктиду). Поэтому туда и поперли скучающие читатели этого издания. Важную роль сыграл и игровой мир «S.T.A.L.K.E.R», а потом и книги. Я сам когда-то играл в эту игру. Ее создали украинские ребята, причем сделали очень достоверной. Они сначала отсняли все на кинопленку непосредственно в Припяти. И вот если в игре стоит дом и машина рядом, будьте уверены, что в реале есть и этот дом, и эта машина. Сталкеры теперь – это целое движение и у этих людей возникает желание почувствовать себя «настоящим сталкером» – побегать по зоне не на экране компьютера, а вживую. Есть еще американская игра, действие в которой происходит в Зоне отчуждения.
Между тем, люди, обслуживающие реактор, работающие вахтовым методом, после первой вахты возвращаются туда не всегда. Причем, какие бы деньги не платили. Не знаю, с чем это связано. Но все-таки профессионалам я бы доверял больше (а кто попало. на обслуживании проблемного атомного реактора не работает). Все-таки Зона отчуждения – не виртуальная игрушка.
Корр: А сам-то…
Андрей: Я все-таки профессиональный фотограф. А Чернобыльская трагедия - часть истории. А я родился в городе Малине, а это всего несколько десятков километров от Припяти. Поэтому я к этой истории тоже причастен.
Прикрепленные изображения